Двое в комнате. Ни теней, ни звуков. В ауре ночной она и он. Покой… Близость душ и тел: спят мужик и сука. Судеб чистый унисон в среде немой. Ночь истомою. Сладок сон молодки: вновь вкушает ветрености дня она. Снится сон ему: мальчуганом робким гонит он в галоп коня! Как в детских снах.
Курсом к Б-гу ночи створ. Спят два одиночества. Спит она, свою жизнь ему вверяя. Он ей — любовь! Последнюю.
В чём-то схожие квёлых две породы: рост, невроз, цвет глаз и худоба. — Судьба. Жизнь изношена — стар мужик. Но коды серость кроют кистью сна любви тона. Утро. Клёна тень пледом на кровати: спящих прикрывает наготу. — А те двое в комнате… им тепло. Им хватит солнца на земные дни. Хоть и в тени…
Курсом к Б-гу ночи створ. Спят два одиночества. Спит она, свою жизнь ему вверяя. Он ей — любовь! Последнюю.
Сквозь тоски канитель волочится апрель… По бульварам пустым он бредёт нелюдим… Небо грузною тушей на плечах квёлых крыш. Атмосфера удушья. Новость вести сродни. На одно лицо дни. Мир людской суеты в ожиданьи застыл: от всесильной природы одного жаждет лишь — перемены погоды.
Но природа мудра: стрессы, страхи, хандра… — не болезнь, а синдром. Суть проблемы не в том: от него жизнь не сгинет. Непогода? — Пройдёт. — Беды сеет гордыня. Атом, космос, хай-тэк…, а, всё ж, слаб человек. Но тревоге земной не ненастье виной: жадность, спесь — вот угрозы на летальный исход! Так что, не было б поздно…
Утро — почтальон чудес: небесной манной сыплются снежинки — дар зиме. Рукоделья час и… снег желанный ляжет гладью на земле. С ним теплее на земле.
Полдень. Облака в пуху. Весь город в белом. Ветер, тот с утра прилёг — устал: ночь, считай, без сна. Гнал, но успел он: вечером начнётся бал. Долгожданный зимний бал.
А для пылких ожиданье — гнёт: занять им нечем рук. «Ключ к свободе, Б-же, дай мне! — Два крыла сбрось к вечеру!»
В предвкушеньи чуда замер свод блаженный… Нежил землю снег: она спала… Спал и я. И, вдруг, из вод вселенной к куполу луна всплыла! Полная луна всплыла. Небо фейерверком звёзд! Светла дорога. Воздух свеж и звучен. Вечер — сласть! — На краю созвездья Козерога только что звезда зажглась! Новая звезда зажглась!
И в её волшебном свете, юный, я летал во сне! Пел эфир! Резвился ветер! И теплом лучился снег!
Ты меня не гони в горящую даль: глаз моих не зажечь вечерней зарёю. Горизонта соблазн — мираж: там былое прячет в красках огня цыганская шаль. Счастье, воля, любовь… — что б не пела цыганка, страстный голос разносит печаль.
Там в зовущей дали ни чувств, ни тепла: космос — голая степь студёной зимою. Даль — стихия для звёзд! Мне ж ближе земное: у меня на тепло иная шкала. И для чуткой, как ты, даль не лучшее место. Как бы пылко она не звала.
А былое — фантом. Нигде его нет. Это память твоя, как может, рисует, норовя воссоздать с пристрастьем, но всуе из усохших теней реальный сюжет. Многоцветна пастель, но… — на каждой картине вновь всё тот же поручик Киже.
А сегодняшний мир… — он сопоставим: для уставшего даль — надеждой на нечто. Но ты так молода, чтоб маяться вечность. Искупая, притом, грехи не свои. Что до сказочных мест: я там был. До рожденья. — Ничего в них мне даль не сулит.
Да, страстями и наш мирок обделён. Чую: жизни вино скисает… Старею… Но, пока ты со мной, мы друг друга согреем, хоть у нас впереди холодный сезон. Только не доверяй красоте и соблазнам! — Даль пуста. Не спеши за кордон.