Моим друзьям

Судьбы волной нас смыло за кордон.
И дом родной уже давно снесён.
Но часто видится мне с тех времён
один и тот же дивный сон.
Мне снятся в белом пухе тополя
и с несравненным запахом земля.
Восторг от вроде бы обычных дней.
И тёплый пар от лошадей.

Там от любви сгорая, для зимы снимает
осень несравненный свой наряд.
И падают одежды наземь без надежды.
Об ушедшем листья шелестят.
Вот и нам под 60!

Не выглядят мои друзья точь-в-точь.
Нет с нами тех, кого забрала ночь.
Не оттого ль, когда совсем невмочь,
мы прогоняем мысли прочь?
И облегчает нашу скорбь рукав,
и к телефону тянется рука.
Костёр воспоминаний разожгут
всего лишь несколько минут.

От них далёким веет и душе теплее.
Может встречу нам они сулят.
И шустрый сводник-ветер соберёт нас вместе.
Дней страницы веером летят,
когда вам под 60!

А были шуточки, смех до ушей,
когда искали сзади нас «мышей».
И в бане мыло в заднице своей
терпел один большой еврей.
Нужду справляли на «очке» в метель,
где дверь срывало со своих петель.
Коньки с верёвкой. Братова шинель.
Всегда пустых карманов мель.

Там и любви познанье, аромат свиданий.
Там девчонки вновь той вижу взгляд.
День вечер растревожит, с ночью спать уложит.
А мои глаза уж не блестят,
Шутка ли! Под 60!

Мы водки влить стакан вовнутрь могли,
в грязи картошку в холод рыли мы.
Ходили к Яме, где земля в крови.
Там наше, что ни говори!
Уже мелеет страсти водоём,
но жизни жажду утоляем в нём.
К нам годы липнут снегом в грузный ком.
И, всё ж, легки мы на подьём.

И пусть, в любви сгорая, для зимы снимает
осень несравненный свой наряд.
Я в этот грустный вечер пью за нашу встречу!Улыбайтесь, как врачи велят.
Нам ведь только 60!

Одним свобода — воздухом: для них она привычный антураж.
Другому б воли вволю наглотаться: у неё сезон короткий.
Вот так и я по городу валандался, взирая на пейзаж,
когда сюда вернулся, как на бал с порога, после третьей ходки.
Голодный, Вас накнокал я в тот вечер у отеля “Метрополь”.
И хоть всё шло ништяк, Ваш интеллект был для меня высоковатым.
Но быстро естество тут взяло верх. — Вы были хороши собой!
И после трёпа сходу Вас я с понтом пригласил… в Большой театр.

Ходил на цирлах перед Ольгой Ленский
и Женя с Таней трёкали в дуэт.
А мне две Ваши голые коленки
понять мешали пушкинский сюжет.
Потом пошёл базар намного круче:
в конце Онегин Вову замочил.
И вспомнил я тогда подобный случай…
Но там подельник съехал в стукачи.

Назавтра в кабаке под “Очи чёрные” мы перешли на ты.
Мне стоило труда с тобой гудеть, ведь я привык только по фене.
Я гнал фуфло, под футцана косил, я подарил тебе цветы.
Tы ж подарила мне свою любовь. Причём, в любом расположеньи.
Дни плыли тики-так и жизнь лилась подобно трели соловья.
Я брилликов навесил на тебя и цветняка по самы уши.
Но быстро всё лавьё прошелестил: крыша поехала моя.
Мне дело старый шлепер говорил, но я как шланг его не слушал.

На всё глаза открыл мне кореш Толя,
сказав: «Не там ты бросил якоря».
И понял я, что ты у “Метрополя”
в тот вечер оказалася не зря.
Нет смысла задавать теперь вопросы.
Гордись, меня ты сделала тип-топ:
я должен был давно катить колеса —
меня ж они покатят на восток.

Да, лох! Рамсы попутав и уместно оказавшись на мели,
я срисовал квартирку, где давно жил одинокий шопенфиллер.
Работа будет тихая, прикинул, даже вход со стороны.
Без подготовки брать её пошёл и… мусора меня накрыли.
Да, не попал я в масть, мне не отмазаться. Как говорят, торчу.
А ты сейчас торчишь у “Метрополя” в ожидании клиента.
Но не держу я зла, хоть от тебя даже письма не получу:
я сам колоду эту стасовал и напоролся сам на это.

Ну что сказать к тому, что не дано:
такой костюмчик мне судьба пошила.
Я думал, пью бургундское вино,
а вдул эрзаца местного разлива.
Ещё одна глава судьбы закрыта,
а новую откроет новый срок.
Я фраернулся, моя карта бита.
Зато я этот выучил урок!