В край, где ты не был, курс — за горизонт.
Синее небо — вернисаж красот.
Шалому глазу даль — соблазном.
Но когда край вожделенный пред тобой
и он действительно прекрасен, но… чужой,
смотришь трезво (этот взгляд и мне знаком):
даль — для глаз, для сердца — дом.
Жизни педали. Сон. Реалия.
Разные дали повидал и я.
Ветры ненастья. — Где ты, счастье?!
И когда тебя уже, брат, занесло,
и даль вблизи не дивой сказочной из снов,
понимаешь: счастья нет и за бугром. —
Даль — для глаз, для сердца — дом.
Нерастраченный ресурс — ношею. В балласт.
Жизни прожитой итог — в накипь знаний.
Память — в рабство дум. В наказанье.
Страсти — в стылый пласт.
Где огнём прошлась любовь — чёрствость пепелищ.
Ей бы замок обживать — не пещеры:
на любовь был я слишком щедрый!
Но сегодня — нищ.
Счастье — яркий disco ball. И меня не раз
охмуряло, ослепив глянцем граней.
Потускнело, вдруг. Оцыганив.
Хоть и свет не гас.
Так, видать, и доживу век. Особняком.
Недобитый. Да скупой на желанья.
Хмель — мой верный друг. Грусть — жена мне.
Заграница — дом…
Музыка Александра Яковлева
Текст Геннадия Бейгина
Здесь жизнь в репертуар. Признаньем — вечность.
Бутылка — вдохновеньем. Вместо муз.
На людном перекрестке каждый вечер
старик поёт один и тот же блюз.
Певец узлами дум повязан прочно:
тоскуешь о былом — считай, пленён.
И вместо мудрых слов в коротких строчках
звучит протяжный монотонный стон.
Сегодня чище звук. Старик в ударе —
то стонет, в связках стянутой, душа.
Но, как всегда, не густо в гонораре.
Прохожие под вечер жить спешат.
Умолк немой старик. Аккорд приглушен.
С ладонь монеток — дар за ремесло.
А песню так никто и не дослушал.
Чужая боль. К тому ж без громких слов.
Липкой слизью алчности смердя,
расползаясь
по низинам бытия ,
днём и ночью рыщет зависть.
В след — дерьмо, корысти яд.
Окревелый глаз её скользит,
обжигая
всё живое. — Ядовит!
Блеск ли глянец, даже дальний,
то и дело зависть злит.
Для неё любая высота
в спазм удушья.
Ум, богатство, красота —
стоит им открыться, тут же
рецидив слюной со рта.
Лесть — поддельной лисьею дохой.
Взгляд — личиной.
Зодиак — и тот плохой:
вечна и неизлечима
эта человечья хворь.
Ревёт ураган. Беснуется! Кровь кипит!
Злобный дождь. Гневной фурией высь.
Стонут, качаются клёны-дистрофики,
к небу взывая: “Уймись!”
И только слепой и старый, но мудрый пень
крепко спит при стихии такой:
скоро всё кончится… Тихое утро ль день
клёнам навяжут покой…
