Спор

Ночь — старой леди. Месяц — нищим.
Воздух — в запой!
Память вслепую счастье ищет.
Спорит с судьбой.
Страсти в затишье. Совести — бой!
“Нет, в злые годы был он с ней!
Свой для друзей.
Этим? — Да, лишний.”

Судьбы — не судьи: не подкупишь.
В жёсткий ответ:
“Ждёшь оправданья? — Вот те кукиш!
Правде в букет.
Тухлая тайна. Дохлый секрет.
Тщетно ты ищешь явь в былом:
счастье — фантом.
Близкий ли дальний.”

Ночь между делом небо красит:
свет молодит.
Совесть насела грузной массой.
Память молчит:
“Плут! А казался чувственно чист.”
Месяца взгляд совсем поник:
”Нищий старик…”
Да, надышался…

Безысходность

Боль — по глоточку. Горечь обиды — залпом.
Будущность — скрытой сапой.
Грусть — свечой душе. Пророчеством.
Тень одиночества.
Я бы давным давно улетел.
Но как? — Осаждён и заперт:
где-то в окне смотрит в прицел снайпер.

Июнь, 22-ое

Бал. С лёгкостью вальса
юности время вот-вот откружит.
Жизнь у сплошной чёрно-красной
межи.
Спал близкий мне город.
Где-то уже просыпалась страна.
Взвыла волчицею, в голод,
война…

К радости

Анжелине Марие

Пробужденьем надежд, явью призрачных грёз
в утро, когда дум грустных в россыпь,
ветер хмельной, видно в шутку, — на осень
крошку горошинку в дом мой принёс.

А до этого ночь гнало к чёрной дыре.
Мрачный рассвет беды мне прочил.
Но целый мир с тем волшебным комочком
стал с каждым днём всё светлей и добрей.

Через осени сыпь, сквозь заносы зимы,
в водах весны жизнь прорастала.
Радость со мной уживалась помалу,
будто судьбой мне дана не взаймы.

Лето — жизни в посыл, красоте в многоцвет.
Утро в тот день рано умылось.
А перед тем мне всё девочка снилась
белым цветком, с кем я в тесном родстве.

Светом новой звезды, в неуёмный восторг
сладкий мой сон с солнечной выси,
как обещал, вскоре наземь спустился.
Вечер. Светло. В доме свежий цветок.

Пусть на счастье цветку пьют и шутят ветра!
В девичий сок выльется лето!
Пусть напоют птицы многае лета
и будят улыбки её по утрам!

Монолог

Жизни повесть. В ней и быль, и небылицы.
Мне многое люди вменяют в вину.
Господи! Разреши объясниться.
Я уложусь за несколько минут.

Не молитвой. Не в упрёк, не в оправданье.
Не с целью скостить обозначенный срок.
Господи! Ты ж всё знаешь. Так дай мне
сужденья наши сверить под итог.

Мне юлить с Тобою смысла нет: да, грешен.
Всевидящий, Ты и сейчас промолчишь.
Господи! Я не сахар, конечно.
Но не ханжа. Не злобен. Не бесстыж.

Да, не следовал инструкциям скрижалей.
Но злу отвечал, кулаки ободрав.
Господи! Даже смерти желая,
для самых близких, я хотел добра.

Да, в поступках был и дерзок, и беспечен.
Но только злой умысел — сущность греха!
Господи! За ушедших отвечу.
За остальных? — Сполна я отпахал.

Ты ль не слышал обо мне наветной речи? —
Я слабым ещё не такое прощал.
Господи! Да, гордиться мне нечем:
умом не вырос, короток в плечах.

Извини, что я живу так неуклюже.
Долги все за мной, а просчёты — к судьбе.
Господи! На вердикт буду нужен,
Ты вызовешь… До встречи. На Суде.