Чужой посмотрит, улыбнётся — “Странный…”:
в дворике пустынном старик полупьяный,
немощен, слеп,
бацает степ.
Его движенья вычурны, но чётки —
исповедь танцора словами чечётки.
Жизнь без прикрас.
Танец-рассказ.
Во взгляде старика вулкан погасший.
Спят былые страсти, застыв во вчерашнем.
Мрачный портрет.
Времени след.
Ценитель воли в тесной оболочке.
Жаждущий общенья, он пьёт в одиночку.
Потчуя боль
влагой хмельной.
Греховный список чувственным стаккато
впитывает тут же премудрость заката:
глупость, расчёт —
искренность в счёт.
Признаний цокот, покаянье дробью
вынесет, и к сроку, на Свет ночь в утробе.
В дар, или в дань,
миру без тайн.
В едва заметный блик, сигналом свыше,
шлёт заря на Землю послание — “Слышен,
издалека,
степ старика…”
Слепота
А потом был эффект озарения
шоком в итог добрых дел на Земле.
Гнусный шабаш. Вертеп.
Всё Он понял. И… ослеп.
Как будто зло — лишь фактор зрения.
Вод с тех пор замутилось немерянно.
Прорва пороков. Хаос. Суета.
“Там у них всё не так.
А тут нате — слепота!
Но говорят, недуг Мой временный.”
Между тем, в ожиданьи прозрения,
нет-нет, да гнев свой спошлёт на людей:
раб смиренный, злодей…
христианин, иудей… —
слепая месть во тьме безвременья.
Ну, а там, на Земле, всё по-прежнему:
праведник, грешник — одно. Все под Ним.
Молишь — неумолим.
Каешься — недостижим.
Творец добра. А слеп стал, где ж Ему…
Лодочник
Не бурлит, не мечется — спит, устав, река.
Цепко держат вёсла руки старика:
он реке не верит.
Хоть и близок берег,
мир его далёк:
нет, не туда несёт слепой поток.
А когда-то в лужице зоркий мальчуган
видел бесконечный синий океан.
В нём летучий лайнер.
Путь прямой и дальний
в неге тёплых вод,
где капитан всё видит наперёд.
Мель, пучина… — козней реки не перечесть.
На клыках порогов лодка стала течь.
Там гребцу досталось…
Там пришла усталость
грузом вздудых вен.
Но там же злость вскипела ей взамен!
Чья возьмёт в итог схватки? Воля или страсть?
Будут долго вёсла рвать стихии пасть!
И река остынет…
И на вскорм гордыни
будет, в знак конца,
шипеть холодной пеной на гребца.
К ночи. Волны немощно бьют в дырявый борт.
Лопнули мозоли, но старик гребёт…
Взгляд по ходу курса.
И пока ресурсы
с волею в ладу,
сушить не время вёсла на ходу…
Не суди
Сожжены все мосты:
наконец-то был найден
достойный ответ.
Ушла девица в монастырь.
Сбежала накануне свадьбы,
дав Господу совсем иной обет.
Нет, судьба — не удел!
Не она — жизни вектор
для вольных людей.
Всему есть в жизни свой предел:
измена, подлость, грязь навета…
И сохранить ли честь, решать тебе.
Униженья, нужда…
Там любовь в боль рассудку…
Кто ты, чтоб судить?
И уж тем болей, осуждать?!
Самоубийцу, проститутку…
Ведь может, вдруг, лавиной жизнь сойти…
Душе
К ветру зря взывает ночь. — Что взять от пьяницы?
Так и мне с тобой — ты ж упрямица:
просишь то, к чему тропы памяти
все давно быльём поросли.
Ты всё та же. — Молода! А я скукоженный.
Помотало: жизнь — штука сложная.
Я б дошёл! — Следы запорошены.
Дай уснуть, душа. Не проси.
За окном гульба вовсю, а нам невесело.
В боль, в тоску, в озноб вьюги месиво.
Отгоняю я мысли “если бы”:
справедлив итогoм пассив.
Да, к теплу была метель та и февраль в кураж.
Ночи сладкие, счастье, грёзы… — Блажь.
За неравный брак наш, за скорбь пути
ты кори меня, но… прости.