Моим друзьям, рождённым в ноябре

Осень. Ноябрь. В полудремлющем парке
время, успев забежать наперёд,
ищет покой после летней запарки.
Выдохлось. Пусть отдохнёт.
Суетна жизнь в маятный век.
Вторит им времени бег.

С ночью у дня расторгается сделка:
смены всё те же, но раньше закат.
Снова часов переводятся стрелки.
Пусть хоть на час, но назад!
Час пролетит — время в пути.
Гонки… — крути, не крути.

Так вот и в старости. Время к закату? —
Памяти стрелки назад перегнал. —
Утренний час. Ты вернулся в «когда-то»!
Лишь статус иной… — нелегал.
Край твой и дом! Там света очаг!
Опомнился… — ты им чужак.

В том же окне там надежда невестой,
стаей мечты так же в выси парят.
Стал ты варягом для этого места
в гуще событий и дат.
Жизнь умыкнуть в молодость? — Бред! —
Власти над временем нет.

Краски заката смываются в тени.
Даль голубая — хохочущий дым.
В сумраке вечера, в грусти осенней
прячутся лета следы…

Моему, ещё не родившемуся, внуку

Подвязанной птицей, томящимся светлячком
невольник в темнице свернулся калачиком.
Круг дум его стянут вопросом тугим:
«Как вскрыть этот запертый ларчик?»
А я озадачен отныне другим:
«Ты девочка? Или ты мальчик?»

На крошечном снимке я пола не распознал:
комочек безликий пока ещё слишком мал.
Но так начертала Художника кисть,
что в хаосе чувственной плоти,
случайно ль, но наши две жизни сошлись!
Сошлись при паденьи и взлёте.

Знакомое место: я сам отсидел там срок.
В нём узнику тесно: лечь — стены, встать — потолок.
Но гнуться, уверен, тебе надоест:
взывая к охраннице — к маме,
восставший, ты скоро заявишь протест
коленками и локотками.

И кто бы ты ни был, знай: в золоте ли нагой,
не пол, не калибр — жизнь жалует сильного!
Ты истину эту усвоив сперва,
до жизненной неразберихи,
поймёшь: руки, ноги… — важней голова!
Найти лишь она может выход!

Срок лета на сходе. Вновь птиц манит даль в меду.
Тебя ж, на свободе, к разгару зимы я жду.
И хоть в пик сезона метелей и стуж
крылатым — и тем не до странствий,
твой дом — чем не место для родственных душ?
В нём вволю тепла и пространства.
            ———————————————-
Тот вечер на зависть был послан самой судьбой!
Слепила глаза весть прожектором — «It.s… a Boy!»
И небу зарёю сентябрь козырял,
приветствуя дар вожделенный.
И плыл горизонт в даль. И рделась заря,
вобрав в себя весь свет вселенной…

Что ни пой,
тут же, не дослушав, люди морщатся:
так их раздражает голос мой.
Что ни пой.
Боль твою,
если и расслышит кто, — не общество.
Будь ты хоть у бездны на краю!
Люди далеко. Но я пою.

С теми ж, кто мне близок, даже разговор
языка капризы срывают в спор,
где я в глазах ранимого
всего лишь пошлый жлоб.
Где виденье тем мнимее,
чем твёрже лоб.

Спорь, не спорь,
людям не согласья — понимания,
чтоб в согласьи жить, недостаёт.
Спорь, не спорь.
Но всё пройдёт.
Близкое чем дальше, тем туманнее.
И тяжёлый спор как эпизод
вспомнится. Но после. Всё пройдёт.

Мир горяч и тесен. В нём прожить без ссор,
без натужных песен — блаженный вздор.
В нём умнику без глупостей
никак не обойтись.
Ты бред его и глум прости:
не он глуп — мысль.

Друг съязвил?
Оболгали недруги, ославили? —
Хлёстким словом вмажь! В пределах сил. —
Спесь снеси.
В тихий пшик
сдуются чванливость и тщеславие. —
Средства не для всех, но хороши
как защита чувственной души.

Да, драка — выплеск страсти! Среди подобных средств
любой крик несогласья — живой протест!
Сорвавши голос, не молчи:
глуши им боль свою!
Тот волком воет… Тот кричит…
А я пою…

Роме Абрамову

Судить о прошлом, друг, я не берусь:
превратен глаз у памяти.
Вчера узрела радость, завтра — грусть.
Свидетель стар. Прости.
Я и о днях текущих промолчу. —
Поток! — Попробуй уследи.
А плыть в потоке мне не по плечу:
колюч и нелюдим.

Прав, виноват… Молва, сужденья…
Чей день во благо, чей во вред —
на это есть Эксперт.

Что одному — дозволенный пустяк,
другому совесть не велит.
Кулак бойца со злом и зла кулак
не отличишь на вид.
Но, хоть едины правила для всех
и Книга книг на всех одна,
в одном коктейле и добро и грех
я пил всю жизнь. До дна!

Яд и лекарство: оба — зелье.
Реальность — правда бытия…
У каждого своя.

У каждого свой взгляд на этот мир:
так много красок на холсте!
Кого-то манит высотой Памир,
кому-то волей степь.
По жизни, друг, я не достиг высот:
крылом был слаб да взмах не тот.
Низинами летать — был мой удел.
А я парить хотел!

Вот так орлом в застывшем прошлом
себя я вижу и сейчас.
И слёзы льёт свеча…