Белая ромашка
во поле густым ковром
в скорбной вязи серебром
чёрные заплатки огибает,
бережно касаясь лепестками.
Белая ромашка —
нежности цветок простой
рядом с мёртвой выжженной землёй.

Белая ромашка.
Во поле короткий бой.
Буйство пекла над бронёй.
Здесь танцует смерть под чёрной шалью.
Здесь добро и зло перемешались.
Белая ромашка —
девица-красавица
всё по той весне печалится.

Белая ромашка,
не печаль ресницами.
Здесь спокойно спится им:
и обугленным и обгорелым.
Дома! В том же поле! Но под белым!
Белая ромашка,
тихая заступница.
Жизнь сильней! Смахни слезу с лица.

Текст написан по стихам Анюты… (из интернета)

В День Победы девятого мая
ветераны, друзей вспоминая,
собрались у могилы солдата,
воевавшего с ними когда-то.

Это было пол-века назад.
Не дожил до победы солдат.
Не вернулся героем домой.
Не сказал: «Мама, вот я! Живой!»

Он немного был старше меня,
но уже знал, как стонет земля.
И любил её так, что навечно
к ней прилег, чтобы стало ей легче.

Пусть им будет покойно сейчас
за весну, за любовь, за всех нас.
Нам бы подвиг ценить, поминая.
И не только девятого мая!

Время ваши не вылечит раны,
дорогие мои ветераны!
Да, и память, где горечи с верхом,
не последняя в этом помеха …

Тому солдату

Что бы звёзды не сулили,
как бы в масть не пёрли карты,
хиромантия — без фарта
жизнь вовек не оседлать.
Будь ты умным, будь ты сильным,
есть такой волшебный ключик —
без него тебе везучим
в жизни, в смерти не бывать!
И, хоть ко мне жизнь то подлючей
была, то откровенно злой,
но ей во злость я был везучим —
тот ключик я носил с собой.

Молодым у нас дорога.
Годен? — В строй. И “По вагонам!”.
И уже в пасть ночи гонит
перегруженный состав.
Среди нас добычи много:
сыновья ли, чьи-то братья —
выбор есть. Ей мяса хватит!
Я ж был круглый сирота.
Бросало нас: кого под воду,
иным путь ввысь — кто где нужней.
Меня земля ждала. Я сходу
попал к владычице полей*.

У войны свои повадки.
Взять, хотя бы, нашу роту:
командир, герой… — в пехоте
ты ещё не фаворит.
Старшины жизнь даст усадку —
лагеря ждут после плена.
Взводному лежать под Веной.
Ротный жив. Но инвалид.
По многим через козни сучьи
ещё сегодня слёзы льют.
По мне никто. Ведь я — везучий! —
Убит был… в первом же бою.

* — царица полей:
так называли пехоту

Утро чистою страницей цвета белого.
Кисть дрожит в руках: художник с бодуна.
Полдень. Под мазками ожила страница.
Только перспектива смутна и темна.
Смотришь на картину — как тут не напиться!
Да и где, по-правде, правда без вина?

А, бывало, он же утро разукрашивал
в цвет надежды — чистым небом голубым!
Голубю в том небе даровал свободу.
Не один, а в стае голубок тот был.
Обещало утро ясную погоду,
страннику — дорогу, вечность — молодым.

А потом, когда запил и краски кончились,
тот художник перешёл на карандаш.
С каждым днём мрачней всё вниз сползало небо,
грузной тушей тучи давя на пейзаж.
Было ль нет искусство жизни на потребу,
но такой рисунок в жизни не продашь…