Г. Б. от Г. Б.
с теплом и любовью

Не лицо, а месиво: смотрится невесело
с перевязанной щекой Луна.
Видно, даже в космосе нет согласия совсем:
явно там кому-то не до сна.
А послушать — тишина…

Похожий, кстати, неуживчивый характер
и мне природа втюхала в наборе “Жизнь”.
А дух — не тело: из них единый сплав не сделать.
Их не разделишь бороздой межи.

Так и тянет в драку с ним. Он столько мне напакостил!
Провокатор и авантюрист!
Он упрям немерянно. Он врождённым бременем
на моих худых плечах повис:
я гляну вверх, он тянет вниз.

Как ни старайся, я, увы, над ним не властен.
Сапог да лапоть: принимай ты нас, как есть.
Ведь мы не злые: вскипим на “раз”, на “два” остынем.
А уж с тобой на “три” да не вскипеть?!
Но знаю точно, на близкий нам тепла источник
взбурлят мгновенно наши чувства-пузыри.
Ты глянь на небо: и там, видать, какой-то нервный
не смог сдержать космический порыв …

Был он невозможный псих.
Дури — с лишком. На троих.
Пьянь.
Одевался без затей:
джинсы, майка… Да и те
рвань.
Что с того, что добр и верен? — Для других — не в дом.
Долг? — Сперва друзьям, себе потом.
А ведь мог бы жить , как все: вовсе не дурак.
Не чужой ей. А решать пора…

— — — — — — — — — — —

Этот – полный антипод.
Семьянин. Ей смотрит в рот. —
Льстец.
И гурман, и сибарит…
Вкус к деньгам. — Он их творит! —
Спец.
Зренья фокус: в пшике с пеной, что в упор видны,
шик приметит глаз со стороны.
Не милы ей снобьи ласки, в кружевах бельё.
Жизнь в контраст. Чужое и своё.

И что нашла она во мне?
Я неказист. Внутри и вне.
Иметь бы в плюс хоть чёрточку! Одну пусть.
Но, видно, так уж суждено:
едва взглянув, давным-давно
меня, мальчонку, полюбила глупость.
Любовь — не ветреный порыв:
я, неподвластный, с той поры
живу и мыслю под её гипнозом.
Был на неё не раз я зол:
мочил, морозил и порол.
Короче: драл, как сидорову козу.

Время лечит.
Я смирился. Я привык.
Но, хоть в насильи не замечен,
как и был, колюч и желчен
мой язык.
Сноб вещает — я ужалю!
Но притом
как глупец обид не знаю,
если часом обзывают
дураком.

Живуч и тесен наш союз.
Хоть день наш суетлив, но пуст,
Лукреция моя неприхотлива.
И мне с ней сытно столько лет!
Меню всё то же на обед:
ошибки — кашей, платежи — подливой.
Облом, паденья… — как у всех.
Жизнь — жребий! — Жаловаться грех:
мне выпало по-божески. И разом.
Ума хватает. А жена? —
Видать, беременна она.
И, судя по всему, родит маразм.

Сказ мой прост. В нём нет морали.
Песня-быль.
Правда, в ней чуток приврал я,
чтоб намёк ума придал вам.
Если был.
Знак мой тем, чьи гонор — накипь,
слава — звон:
«Раз так сдалось,
дурь вам в радость! —
Вам, как и мне в семейном браке,
повезло.»

День рутиной. Вечер. И уже
снова давит тушей ночи створ.
И опять липучкою к душе
одиночество.
Насыщаясь сумраком пивной,
наблюдаю, как бармен-ловкач
в две руки колдует надо мной.
Пациент и врач.

Одиночке здесь (а где ж ещё?)
от тоски немой убежище.
Жду эффекта зелья. А пока
пью второй бокал.
Но никак забыться не даёт
музыки крикливой гнёт.
И всё тем же бременем обуз
давит ночи груз.

«А можешь ли ты сделать, виртуоз,
эликсир из сладостных грехов?
Миражей? Из ветрености грёз?
Из иллюзий снов?
Ты поалхимичь, браток, а мне б
с памятью побыть наедине.
А там и душа доверится
собеседнице.»

Необычный, и на этот раз,
был искусно выполнен заказ.
Вот он мой бальзам волшебный! Я
в предвкушении…
Два глотка и… водопадом сцен
окатил сознание рефрен:
этот коновал решил лечить
горесть горечью.

Не любви коктейль, слил паразит
пойло из предательств и обид.
Вместо вдохновенья на полёт
равнодушья лёд.

Мой бокал повис вниз головой.
Промотал я жизнь. Пора домой.
Никого вокруг. Лишь ночь поёт:
”Все пройдёт, банкрот.”

Извечный курьер,
безмолвно скорбя,
несёт жизни смысл
ночь.
А я, Агасфер,
гоню от себя
липучую мысль
прочь.

Но в больном бреду,
обречённый, с ней бреду
по чужим следам.
Такова моя судьба.

Без сил упаду —
мне некого звать:
руки не подаст
друг.
Что ж, мне на роду —
терпеть и страдать.
Замкнула беда
круг.

Нищий. Там, в былом,
как и все, имел свой дом.
Но любви плоды
жизнь рассеяла. Как дым.

Я грязный изгой.
Постылый балласт.
Презренный урод!
Пусть.
Но кто-то другой
однажды, хоть раз,
такой же пройдёт
путь.

В цепь, пустыней лет,
бродят странники. След в след.
В ночь. Сюжет един:
каждый в той цепи один…