Из путей к бессоннице

Который раз она, вернувшись поздно,
в дом пробралась тишком.
И, как была в прозрачном платье звёздном,
так и уснула в нём.
И воздух вновь споил воображенье:
ночь явно во хмелю!
И снова я у памяти мишенью.
И потому не сплю.

Чёрный квадрат на холодном холсте.
Мысли ревнивца не греют постель.
Но как ярко искрит, разжигая мой взгляд,
ночи такой наряд!
Особняком среди звёзд и планет
в блеске ночном спутник-анахорет.
Ни кровинки в лице: страсти жар — в горький дым.
Он, как и я, нелюбим.

Осунулся совсем, скис за ночь месяц:
ревность — голодный червь!
Её ни на земле, ни в поднебесье
не заморить ничем.
Навязчивая мысль сознанье точит.
Взгляд его всё тускней.
Но завтра, знаю, он дождётся ночи!
Чтоб раствориться в ней…

Но перед тем ночь к себе зазовёт
вечный любовник её — горизонт.
Соблазнитель и плут! Но он ей по нутру.
К нему и сбежит к утру.
…Вот и рассвет.
В красках,
он описал,
как тот развратник девицу ласкал.
И как эта раба,
при заре,
не стыдясь,
голая
улеглась!

Левша войны

За усохший стол
во дворе под вечер
мужики садились, чтоб забить козла.
А бывало так:
просто, чтоб развлечься,
на руках упрутся.
Кто рукой не слаб.
Рвался я в азарт той мужской потехи
смериться с другими силою мужской.
Правою рукой не достиг успехов,
но зато был первым
левою рукой.

Но любой успех — иллюзион дешёвый
в показной красе.
Я ж всегда гордился тем, что был левшою.
Не таким, как все.

Должен я признать, долго в чемпионах
походить в то лето мне не довелось.
Как-то “силача“
попросил смущённо
левую проверить незнакомый гость.
С видом наглеца, мол —
“Не обижайтесь!”
взял его я руку в хитрый свой ухват.
Но, едва попал сам в рукопожатье,
понял всё и…
быстро был к столу прижат.

Мне пустой рукав рубашки — тот, что справа,
да на шее шрам
обьяснили сразу всё. Но тут сказал он:
“Я ведь был правша”.
Может вспомнил снова он снаряда росчерк,
той атаки пыл.
Тут один из наших портсигар свой молча
перед ним раскрыл…

Солнечный зайчик

Солнечный зайчик то бесёнком скачет, то замрёт.
То жгучим слепнем прямо в глаз залепит. И на ход.
Я чуть было не накрыл его ладонью.
Я играл с ним. Я хотел его поймать.
Но чертёнку нипочём, ему раздолье.
А игра под солнцем — чем не благодать!

Конницей страсти, помню,  гнал за счастьем, а оно —
раз уж попалось, опьянит на малость. И сошло …
Сколько раз напиток этот я по-царски
беззаботно пил и щедро разливал.
А теперь мне, алкоголику “в завязке”,
и глоток один — с лихвою. Наповал.

Блик! Зайчик рядом — что-то здесь неладно. Так и есть:
зеркальце мальчик под ладошкой прячет. С метр весь.
Ещё долго мы друг другу улыбались —
шалопай-дитя и старый баламут.
Одному — целебный луч, другому — шалость.
Но обоим — счастье нескольких минут!

Кукушка

Утро. Весна. Леса опушка.
Воздух певуч и пьян. — Погода!
Слышу: кому-то щедро годы
дарит кукушка.
Долгим ли путь будет в итоге,
если несёт экспрессом “Осень”?
Кто ж мне подскажет, сколько вёсен
встречу в дороге?

Просить не думал, вроде я, —
затих её кларнет.
Тотчас сошли на нет
счёт и мелодия.

Лучше молчать, чем петь в угоду.
Лета сулила б — всё мне мало.
Ну, отсчитала б вёсен много,
значит соврала б.
Чую — экспресс прибавил ходу:
знать, машинист ведёт со смыслом.
Спой же кукушка, жизни коду!
Но не так быстро.

Трезвее воздух к вечеру.
В лазурной дымке лес.
Весна. И мчит экспресс
маршрутом к вечному…

Брусничная поляна

Г. Б.

Играй, моя труба, играй.
Излей печали в осень.
Очисти грудь. А после
дай вольным чувствам вольную.
Верни меня в тот дивный край,
где, вдох один и… пьяный
лежишь в шелках поляны,
вкусив земной юдоли миг!

Океан надежд… Прозрачность грёз…
Беспечность мыслей…
И… жар таких желанных уст!
А вокруг нас чудо — красный воск
в зелёных листьях:
горит костром брусники куст!

Да, осень хороша и здесь —
сезон тепла и красок.
Её взгляд добр и ласков.
В одеждах — почерк модницы.
Здесь ягод разных… — всех не счесть.
Брусника? — В изобилье.
Но той вкус не забыл я! —
Такая здесь не водится…

В этой красоте, в краю щедрот
душе уюта
найти так и не довелось.
То ли воздух осени не тот,
то ль просто трудно
любить, но жить с любимым врозь.
Тает горизонт. В закатной мгле
ещё мне виден
поляны той брусничный рай!
Там, в просторах вечности, мой дом —
любви обитель.
Играй, моя труба. Играй…