Клён жалкой статуей спит на ветру. Судьбе навстречу листья падают, пытаясь изменить маршрут. Сорвавшись, мечутся: что там их ждёт? И как продлить в стремнине вечности полёт?
А рядом пышные ели стоят. Красоткам огорчаться нечему: к лицу им октября наряд. Но время рвёт в клочки ткань лучших лет. Ты завтра гол. А был с иголочки одет…
Ни теней, ни огня в полусонных красках дня. Даже клёны полутоном: стиль художник поменял. Но в досаду тоске, в одиночку, налегке, я плыву! И мысли тонут в близком сердцу далеке. Им, хмельным, в том краю день в усладу и уют. Там в глубинах океана отыщу судьбы сосуд. Разобью ту бутыль: тайный клад — труха и пыль. Жизнь — бессмысленным обманом: вместо будущего — быль.
Дождь незваным гостем прям с утра стучит в окно. С ним бедняжка осень в мокром платье-кимоно. Приютить их просят. Но, как ни жалко леди, разум тут же: “Не спеши! Дождь как сырость вреден для простуженной души. Жалость брось на ветер. Что во вред душе, души!”
Я на мысли эти, трезвый выслушав совет: “Ты авторитетен. Но с утра не разогрет.” — разуму ответил — “Нет!”
Дождь, пробыв недолго, обсушился и ушёл. Жалость — импульс долга! Долг отдал свой? — Хорошо. Нежит пусть дорогу осени японский шёлк…
Очередных эмоций всплеск уже погашен. Искусный выдумщик чувствительных затей, ты столько лет завариваешь кашу из равнодушья жизни и моих страстей.
Тебе, безнравственной, сплести интригу — что тесто будней вспучить горсточкой дрожжей. Тебе б издать поваренную книгу для провокаторов и будущих вождей.
Я столько блюд твоих солёно-горьких отведал в прошлом из богатого меню! Но помню вкус и каждой сладкой дольки. И доброту твою я помню и ценю.
И, если всё ещё тебе я нужен (но не в обед и завтрак — здесь я пролетел), сваргань, кухарка, мне, пожалуйста, на ужин хотя б немного из того, что я б хотел.
Верни мне смак грехопаденья! В виде специй. И силы стейком! В угрызение — салат. Любовь — вином! Не жгучим — чтоб согреться. И не забудь притом в бокал подсыпать яд.
Я не обжора, не гурман, но кто ж не хочет к исходу дня уйти, насытившись, ко сну? Друг другу мы кивнем “Спокойной ночи!” А там заносит пусть костлявая косу…