Нелюбим

Влюблённый месяц молодой
пленён холодною звездой.
Но, жалкий, ночи напролёт
он не свободы ждёт.
Ему темница — не тюрьма:
над ним владычица сама!
Одна беда, она над ним. —
Знак явный — нелюбим!

И мне давно знаком безумства почерк,
когда любовь не на двоих.
И я терял свободу одиночки,
вдруг, оказавшись пленником любви.

Я столько раз ему внушал
к свободе сделать первый шаг.
А я ведь знаю по себе,
что не для всех побег.
Но есть ли выбор? Мой ответ:
где выбор есть, любви там нет!
И тот, кто знал иной удел,
любовью не болел.

И мне давно знаком безумства почерк,
когда любовь не на двоих.
И я терял свободу одиночки,
вдруг, оказавшись пленником любви.

Диалектика

Хмель не лечит душу. Но… стал я пить вино.
Говорил: «Позволь себе удовольствие.»
А когда завис в плену сразу истину
осознал на склоне лет — удовольствия нет.

Вроде бы игрушка. Выступ на конце.
Знай поди, во вред ли впрок?
Цель ты взял на мушку или под прицел
сам попал? — Судьбы курок!

Что вино… Всю жизнь в заряд были мне друзья.
Но в безрадостный итог: пуст и одинок.
Всем, кого считал своим, не жалел любви.
Но любовь и паритет… — бред! В любви его нет.

Вроде бы игрушка. Выступ на конце.
Знай поди, во вред ли впрок?
Цель ты взял на мушку или под прицел
сам попал? — Судьбы урок!

Вверх по эскалатору жизнь плыла и, вдруг,
вижу: что за чудеса — он спускается?!
До чего ж порой горька диалектика!
Но, имей двойной ресурс, я бы тот же взял курс!

Вроде бы игрушка. Выступ на конце.
Знай поди, во вред ли впрок?
Цель ты взял на мушку или под прицел
сам попал? — Судьбы порок!

Мыслями в былом

Мыслями в былом
пил вино:
так ближе, так теплей.
Прошлого бином  —
ил на дно —
мир памяти моей.
Там, на глубине стоячих вод
чувства, страсть… — всё в расход
пущено. Добычей времени.
Там кладбище горнил.

Зачерпнул со дна
жижи горсть? —
Жди страсти рецидив. —
Градусом вина
брызжет злость!
То ревность разбудив,
вновь богиней (неразвенчанной!)
вижу ту женщину!
И, восставши, страсть в клыки заноз
вновь терзать стала мозг!

Рвёт в куски чердак
ночи вий! —
Сработал зла запал:
ревность, как-никак, —
дочь любви. —
Коварна и слепа!
Эти два стихийных бедствия
юным в наследство я
получил как неотвязный шлейф
в боль беззлобной душе.

Память — лекарь. Нимб
спал с венцом
с беспутной головы:
женщины той лик
стал лицом.
До скуки рядовым.
Вслед осел на дно терзаний слой… —
Нам двоим повезло! —
Разум в ней взял верх: для алтаря
предпочла не меня…

Я ушёл

Наряжает май красавиц города:
веткам дарит бархат, травам — шёлк.
Рядом с ним любовь принцессой гордой.
До чего ж им с маем хорошо!
Оптимизм мажорного аккорда.
Всюду жизнь! А я ушёл.

В общем-то кипучий и выносливый,
я устал. Не телом, а душой.
Знаешь, созерцать весною осень,
пусть и праздник, только не большой.
Да при этом лишним быть и вовсе
не по мне. И я ушёл.

Мне хмельной букет весенней свежести
полной грудью больше не вдохнуть:
цепко в ледяных объятьях держит
верная моя подруга грусть.
По небытию вселенной стрежень
гонит нас. Но я вернусь!

Тропами дремучей бесконечности
вышел я на свой бесцельный путь.
Грусть? — Давно с другим. Свободны плечи.
Вечный странник? Нет! Когда-нибудь
я сюда опять приду. Под вечер.
Вспомни обо мне. И я вернусь…

Там

Непогребённому солдату

Не встают там травы вёснами.
Там не рыщет зверь в ночи.
Птицы не поют
в том краю.
Там не причитают, слёз не льют.
Колокол не прозвучит.
В тот забытый край
не придёт Май.

Там туманы — дымкой ладана.
Там молитвой — ветра стон.
Там ушёл в песок
жизни сок.
Не салюты — звёзды да луна
в благодарность шлют поклон.
Наш позор и срам,
совесть… — всё там.

Там рубцы окопов — памятью,
скорбью — на камнях роса.
Там в охране сна —
тишина.
Кружит за невесту там метель.
Там в небесный гнев — гроза!
Там укор для всех.
Там и мой грех.