Наш суровый край глухой, но злачный.
Шик и рвань: таким он был всегда.
Кто всю жизнь жируют, кто ишачит… —
злая разнородная среда.
Сверху самодержец, феодалы…
Барщина. К ней податью — оброк.
Сколько б ни забрали — всё им мало! —
Алчность — их природа. И порок.

А мы? — Мы глубинные твари! Мы чернь!
Наш мир — мрак и клетка.
Нам камень подушкой, соседом смерд-червь.
Мы в брюхе у тьмы.
Жизнь в чёрном квадрате. По-чёрному труд.
Клеймо чёрной меткой!
Нам воли верхи подобру не дадут.
Но роем к свободе мы!

Здесь неразличимы дни и ночи.
Здесь земля – харчевня и постель.
Низкий статус свой мы сносим молча:
подземельным, нам не до страстей.
Обирают, грабят… — мы терпилы:
для таких не писаны права.
Так что, если в крае взвоют пилы,
нам-то пофиг! Им? — Их на дрова!

Да, мы глубинные твари! Мы чернь!
Наш мир — мрак и клетка.
Камень подушкой, соседом смерд-червь.
Мы в брюхе у тьмы.
В чёрном квадрате. По-чёрному труд.
Клеймо чёрной меткой!
Нам волю верхи добром не дадут.
Но роем к свободе мы!

А пока, звонком стволу и кроне:
«Эй, вы там! Элита! Высший свет!
Часом не забыли, кто вас кормит?
Кто благополучия скелет?
Справедливость — чувство априори:
мир двулик — тут Б-г, там Сатана.
Выбор ваш. Здесь или жизнь — «зри в корень»,
иль «руби под корень» — всем хана!».

Да, мы глубинные твари! Мы чернь!
Наш мир — мрак и клетка.
Камень подушкой, соседом смерд-червь.
Мы в брюхе у тьмы.
В чёрном квадрате. По-чёрному труд.
Клеймо чёрной меткой!
Нам волю верхи добром не дадут.
Но роем к свободе мы!

На личике застенчивом разбуженная страсть.
Распластанные плечики вминаются в кровать.
Девятый вал дыхания. Стон наслажденья… Страх!
И чистое раскаянье в слезах.

Кокетливость привычная на чувственном лице.
Самцы с природой бычьею берутся под прицел.
Во вкус разнообразие. Крутые виражи.
И бесконечным праздником вся жизнь.

Лицо давно оплывшее. Но тот же хищный взгляд.
Поклонники все бывшие ей больше не звонят.
И хоть пока нет повода к отчаянью, уже
не спится в ночь и холодно душе.

Зигзаги жизни прожитой в кривой канве морщин.
Иссохшаяся кожица. Клок считанных седин.
Покойны дни последние. Всё ниже чёрный свод.
А в ком-то пробуждения страсть ждёт…

Уголёчки-угольки,
светлячки полуживые!
Вы ж ни в чём не согрешили!
Не больны, не старики.
Были вы ещё вчера
молодою сочной елью.
Но метели не сумели
уберечь от топора.

Ей б с невестами стоять
в белом свадебном наряде:
в самый раз гулять на свадьбе
в середине января!
Но судьба под Новый год
путь другой ей навязала:
вместо белых танцев бала
в ночь! Сквозь чёрный дымоход.

Стынет вечер. Угасают угольки.
Так и наша жизнь. — Бликом.
Рок, судьба ли — всех загонят за флажки.
В мир забвенья. Наш дом.

Уголёчки-угольки,
скоротечные созданья,
стали вы дешёвой данью
за гнетущий мой уют.
Думы мрачны и горьки:
грешный, где-то там, за гранью,
встречу ль тех, кто согревали
жизнь никчемную мою?

Стынет вечер. Угасают угольки.
Что нас ждёт? Покой ночи?
Иль объятья вечной давящей тоски? —
Пуст бокал. Эфир чист…