Невостребованный продукт

Разбудил меня в ночь голос неземной:
вроде, по итогам, долг за мной.
Вот так всегда: ещё не вышел срок,
уже трезвонят кредиторы наши.
Но предстать пред Тем, с кем лично не знаком,
да не просто нищим, — должником?! —
Вот тут её, что так всю жизнь берёг,
я выставить решился на продажу!

Товар неброский, но чудной на вид
продать попробуй, коль на рынке всё есть.
Но мой продукт — он явный дефицит!
«Купите совесть, господа! Купите совесть!»

Покупатель, он расчётлив и хитёр:
знает, с ней запреты, стыд, укор…
К тому же в моде ей не быть вовек! —
Носи её потом никчемным грузом…
«Но поймите: этот тягостный продукт
кто-то, всё ж, сварганил не в бреду!
Неужто не знаком вам человек,
в ком совесть не является обузой?!»

Товар неброский, но чудной на вид
продать попробуй, коль на рынке всё есть.
Но мой продукт — он явный дефицит!
«Купите совесть, господа! Купите совесть!»

Осенняя песенка

Стихи Валерия Ременюка

Встану утром раненько,
Синева пока,
Выпью не из краника,
А из родника.
Разорву педалями
Перевивы сна.
Стреканет за далями
Спиц голубизна.

Запоют по осени
Песню обода.
Замелькают сосенки,
Как мои года.
И тогда с прощального
Острия стрелы
До меня печальное
Долетит “курлы”.

И тогда осмелится
Заалеть заря,
И легко поверится,
Что живу не зря,
Что довольно скоро я
Напишу, кажись,
Песенку, которая
Оправдает жизнь.

Жене Лота

Пекло в пекле. Дышит пеплом смерть им вслед.
Трепет, состраданье и… запрет
“Не смотри назад!”
Этой ночью к ним пришла худая весть.
Только почему решил Он: весь
город виноват?
Пепел по пятам…
Этот прах укором беглецам.
Тлен былого счастья. Бытия финал.
Там Его судом
дожирает пламя сад и дом.
К ним не обернуться не могла она!

Миг и вечность. Здесь один и тот же вид:
памятником верности стоит
одинокий столб.
Дым отчизны… Если к ней любовь — порок,
почему ж мораль её сберёг
дней калейдоскоп?
Смертный зной. А с ним
налетает коршуном хамсин.
Он кружит, сбивая статуи сусаль.
Солнце ли дожди… —
скорбь в структуре камня. Столб един.
В той солёной плоти и моя слеза.

Что же остальные — дочери и муж?
То известно Б-гу одному.
Видно, далеко им было до святых.
Как и всем нам. До и после них.

Кривое зеркало

Из навеянного чувственной, но
пьяной полемикой         

Снова на лице кривого зеркала
отраженья взгляд пустой.
Всё, что светлым было, тускло и уныло
на стекле застыло в тихую юдоль.
Прежние тона и краски съела мгла:
в пьесе жизнь раскрыла роль!
Тесный круг застолья — эпизод, не более.
Длинный тост — всего лишь слова.

Может ракурс, может вид был взят не тот —
у стекла ведь точный глаз!
Или, всё же, в массе рожи и гримасы
в зеркале ужасном явь, но не о нас?
Плазму обещали страсти — стылый лёд
вижу я в стекле сейчас.
Радость зрела болью, а любовь — неволей.
Зеркало кривое не лжёт!

Как не прячь себя в себе (не где-нибудь),
сущность вскроют зеркала:
фальшь услышат в песне, меркантильность в лести…
где дрожжами к спеси лучшее — хвала.
Жаль, рецепта, как всё лучшее вернуть,
нет у мудрого стекла.
Но кретин иль гений, верность заверений… —
зеркало узреет их суть!

Этот город

Пилигримом незамеченным
в этот город я вхожу ночами:
ночь — сообщницей интиму.
Сонным городом привеченный,
земляку как другу отвечаю
морем чувств — слезой незримой.
На пустынных тёмных улицах
и вслепую мне не заблудиться:
пока ноги — сердцу слуги.
Я пьянею… — Город кружится…
В умиленье глаз дома и лица…
И душе… в укор разлуки.

Жизни зримую межу невидимкой прохожу:
от реалий бытия скрыт.
Мне успеть бы до утра надышаться здесь, пока
этот город  в снах моих спит!

С ночью прошлому покойнее.
Я брожу, обманывая время,
средь любви, тепла и света…
Снова я в земной гармонии
с чудным временем, с судьбой — со всеми!
И вокруг всё то же лето!
Но, когда забывшись начисто,
упоённый всем, я, вдруг, трезвею,
долгожданный сон в ночь сброшен! —
Город мой нигде не значится:
он в упрямой памяти музеем,
навсегда застывшим прошлым…

Жизни прожитой межу блудным сыном прохожу:
жизнью порот да судьбой бит.
Мне успеть бы до утра надышаться здесь, пока
этот город в снах моих спит.